Я пошел в школу в 1956 году. Как раз к этому времени в Дачном, где мы жили, построили новую школу № 456 на высоком берегу шереметевского пруда (не путать со школой 456 в Колпино). Красивая школа в красивом месте, она была еще и весьма незаурядной школой. Велико же было мое удивление, когда, попав в армию, из двух сотен парней нашей роты хорошее о своей школе смогли вспомнить только двое (!), я и Сашка Соловьев.
Роберт Фаддеевич Лурье, директор школы, сумевший собрать под крышей нашей школы совершенно необыкновенных учителей, о которых речь ниже. Мне кажется, он глубоко понимал, что школа - это прежде всего ее учителя, ибо только они, а никак не администрация школы, непосредственно работают с детьми, и только от учителей зависит конечный результат работы школы. Он старался набирать в свою школу людей образованных, грамотных, хорошо знающих и любящих свой предмет, умеющих работать с детьми. Но главнее всего, по моему убеждению, для него были человеческие качества людей, работающих с детьми. Он понимал, что атмосфера, в которой жить и воспитываться ребенку в течение самых главных его десяти лет, будет впитана им неизбежно в плоть и кровь и составит потом его человеческий капитал.
В школе образовался крепкий костяк учителей, глубоко ценивших порядочность в людях, имеющих по всем вопросам свое мнение и умеющих его отстаивать. Мне довелось учиться у этих учителей, за что огромная благодарность директору школы.
Всегда предельно справедливый, суровый, жесткий по характеру, аккуратно одетый, спокойный и выдержанный в любой ситуации, немногословный, он, разговаривая с нами, всегда брал своей необыкновенно сильной рукой нашалившего пацана за локоть и, сдавливая до боли локтевой сустав, мягко внушал простые истины, о том как надо себя вести. Почему-то было всегда очень стыдно за свои проступки. Его уважали и боялись послевоенные уличные дачнинские пацаны, взроставшие нередко в бандитско-уголовной среде.
Когда Роберт Фаддеевич ушел из жизни, на некоторое время в школе воцарились другие приоритеты, и постепенно школы не стало. Хоронить Роберта Фаддеевича вышло всё Дачное. В кои-то веки, в советские-то времена проспект Стачек был перекрыт для движения транспорта на несколько часов, пока процессия в несколько тысяч человек не проделала свой скорбный путь от школы до Красненького кладбища.
Генриетта Исааковна Киргетова, завуч старших классов школы. Строгий и принципиальный человек, всегда полна была внутреннего человеческого достоинства и от того уважаема другими. Это самоуважение делало отношения с ней всегда ровными, понятными и простыми. В ней не было никогда высокомерия. С ней было легко общаться по всем вопросам, поскольку она могла поставить любого из нас в позицию самоуважения. Это не позволяло нам грубить ей, врать и т.п., что мы часто позволяли себе в отношении других учителей. Рядом с ней ты чувствовал уважение к себе, хотя, понятно, порой заслуживал другого.
Людмила Алексеевна Приезжая, моя первая и самая любимая учительница. Доброта и строгость, юмор и терпение. Мы не были ангелами. Многие, придя в первый класс, не умели не то, что читать и писать, а не владели элементарными навыками поведения, личной гигиены и т.п. Мы никогда не замечали, что нас воспитывают - отчитывают, поучают - научают... Была просто веселая и радостная школьная жизнь. Год, который проработала Людмила Алексеевна в Ленинграде, пролетел у нас как один веселый день. И нет ни одного ученика, который бы не вспоминал этот год и нашу замечательную учительницу самыми добрами словами.
Ирина Васильевна Сысоева, наша Мама. Классный руководитель самого отпетого 10-в класса, учитель немецкого языка. Никогда особенно не повышавшая голос, почти одной лишь добротой и заботой, она сделала из нас достаточно приличных людей. Так же спокойно и незаметно она выучила нас немецкому языку так, что попав в Германию на два года армейской службы, я без особого труда общался с немцами в тот период, когда был полковым фотографом и разъезжал по Германии в составе всяких делегаций. Она не делила пацанов на хороших (послушных) и плохих (неудобных). Мне даже кажется, что больше заботы и тепла получали те, кто особо не числился в отличниках. Какой силой и верой надо было для этого обладать! Сам став учителем, я понимаю, - это не каждому дано.
Яков Аронович Подашов, Яша, учитель математики. Может быть, самая яркая и самобытная личность в нашей школе. Прошел всю войну, имел семь ранений. Образование 8 классов. Работал в рыбнадзоре в Бурятии.
По предложению отца, известного учителя и методиста по математике, приехал в Ленинград. Роберт Фаддеевич принял Яшу на работу в школу учителем математики старших классов, с условием, что тот закончит 10 классов, а затем и ЛГПИ им. Герцена.
Так Яша пришел математиком в наш класс и одновременно пошел учиться в вечернюю школу. Он стал фантастическим учителем. Через год Роберт Фаддеевич предложил Яше любую нагрузку и любые классы, настолько яркой и сильной фигурой стал он всего за год работы учителем.
Помню Яшин первый урок. "Весь мир наполнен числами..." Он помахал руками в воздухе, как будто пытался кого-то поймать, сжал кулачок и поднес к уху. "О! Корень из тройки! Пищит..." Мы, великовозрастные балбесы, сидели открыв рты, как маленькие.
Первая контрольная. Гробовая тишина. По столу у Яши круг за кругом наматывает заводная лошадка с седоком, которого Яша называл Пифагором. Завод кончился. Пауза. По проходу между рядами летит пачка листов с нашими работами. "...С вами только в игрушки играть, а не математикой заниматься!"
Уважение к нему и его математике, о которой он, кажется знал все, было безмерным. Однажды ему дали замещать заболевшую математичку в параллельном классе. Одна девица решила выпендриться перед новым учителем. Взяла толстый роман и демонстративно стала его читать во время яшиного урока математики, дело неслыханное для нас, его постоянных учеников. "Что это?" - изумился Яша. "Это не для средних умов,"- был ответ. В следуюший момент девица с визгом вылетела из класса, а когда вернулась через несколько минут за портфелем, Яша, подойдя к последней парте, где лежал злополучный портфель, запустил им через весь класс в голову девицы с такой силой, что та пожалела, что не дождалась конца урока. За эту выходку Яше, говорят, здорово влетело, но все в школе знали, математику следует уважать.
Образование, которое мы получили по математике, (именно образование, а не просто знания) позволяло даже средним ученикам успешно сдавать вступительные экзамены в вузы и потом успешно учиться, несмотря на то, что мы попали в тот год (1966), когда одновременно выпускалить и одиннадцатые классы, и десятые, и конкурс в вузы был безумным. Среди Яшиных учеников не было ни одного, кто не смог бы прочесть наизусть определение логарифма хоть днем, хоть ночью: "Логарифмом данного числа при данном основании называется показатель степени, в который..." Каждый помнит до сих пор! А ведь прошло более сорока лет, многие из нас не сталкивались с серьезной математикой все это время. До сих пор все его ученики пишут синус и косинус с большой буквы, как писал Яша, не имевший тогда не только высшего образования, но даже и среднего!
Ум его был парадоксален, он любил задавать нерешаемые задачки. "Проблемы важнее решений"- позднее прочту я у великих. Благодаря Яше, я понял, что культура и образование зависят только от тебя самого. Чтобы хорошо учить детей, надо иметь свою методу и свои понятия об обучении, и никакие "методические рекомендации" тебе не помогут. Опыт других, в том числе великих, ценен только тогда, когда, пройдя через тебя, он переплавляется в твое личное приобретение.
Надежда Борисовна Гуревич, Наденька, учитель физики. Человек кристальной честности. Откуда такие люди?
Молоденькой учительницей она пришла в нашу школу и постепенно сумела подмять под себя наш безумный класс, из которого все предыдущие учителя физики вылетали со скоростью звука.
Я имел счастье видеться со многими моими учителями и после окончания школы, и потом, сам став учителем, уже отведав этот горький учительский хлебушек сполна. Виделись мы и с Наденькой. Сидели обнявшись у нее дома, пели трогательные песни и плакали о чем-то, растроганные незатейливыми словами Б.Окуджавы и А.Суханова и еще более незатейливым их исполнением.
Рейнер Георгий Георгиевич, Жора, учитель труда. Почти мальчишкой попав на фронт, этот огромный и красивый человек был тяжело ранен разорвавшейся за его спиной фашистской миной. Три года госпиталей. Прикованный к постели, он нашел в себе силы, сперва встать на костыли, а затем, волоча ноги, прийти к своему довоенному тренеру В.Алексееву, ставшему потом знаменитым тренером России, с желанием возобновить тренировки. Алексеев по какой-то причине не отказал инвалиду войны, и через несколько лет Жора вновь выиграл первенство Ленинграда по плаванию. Эту историю мы узнали только на жориных похоронах от его близких друзей, а когда мы пришли в школу, то увидели перед собой высокого красавца-мужчину, весельчака и балагура, готового возиться с детьми с утра до вечера. Он умел всё, и теперь, по прошествии времени, я понимаю, что умение держать фуганок и молоток, слесарить и паять схемы, умение починить всё и вся в доме - это всё жорины уроки. То мы делали с ним автокар, то строили макет доменной печи. Но это ещё не всё! Жора знал наизусть, нам так казалось, все стихи, когда-либо написанные в мире, в его кабинете среди журналов "Юный техник" и чертежей станков можно было увидеть знаменитые "толстые" журналы, подшивки журнала "Юность" и пр. Помимо прекрасно оборудованных слесарной и столярной мастерских его часто можно было застать в школьной библиотеке или в кабинете литературы. В него были влюблены самые блестящие красавицы-учительницы нашей школы. Жора с его глубокой порядочностью и принципиальностью входил в ту блестящую когорту учителей , которую мы боготворили.
Дора Аркадьевна Ханина, учитель химии. С первых наших уроков химии мы прониклись красотой этой науки. Нас, мальчишек-семиклассников, легко оказалось купить подбором зрелищных экпериментов, практической химией. Каждый урок сопровождался постоянными опытами, все время что-то выпадало в осадок, взрывалось и дымило... Постепенно мы начали ориентироваться в мире химических веществ и их свойств.
У многих из нас дома образовалась своя химическая лаборатория. Источниками для реактивов были аптека и магазин на Садовой "Химреактив". Мы, казалось, испробовали все доступные возможности по созданию взрывчатых веществ, могли сделать взрыв из чего угодно, что мальчишкам еще надо. Сколько раз мать, надышавшись ядовитых испарений, грозилась выкинуть мою лабораторию на помойку вместе со мной.
Постепенно мы увлеклись химией серьезно, благодаря чему, оказались внутренне готовы воспринять такое чудо из чудес, как таблица Менделеева.
Однажды, прослышав о чудо-учительнице, наши соседи по даче предложили мне позаниматься с их сыном и моим закадычным другом Феликсом, получившим на лето переэкзаменовку, химией. Засев в шалаше, мы два месяца "отрабатывали" тему "Окислительно-восстановительные реакции". Вспышка, грохот, дым... Вспышка, грохот, дым... К чести своей и Феликса, должен заметить, что за все это время никто не погиб, хотя криков и завываний соседей было, хоть отбавляй!
Феликс блестяще сдал переэкзаменовку. Мало того, химия стала его любимым предметом, а потом и профессией, он поступил сперва в химическую школу на пр. Москвиной, а затем окончил Химико-технологический институт им. Ленсовета. Специалист по химии фосфора.
Современная школьная химия, мне кажется, не может дать многое из того, что получили мы. Начинаясь почти сразу с таблицы Менделеева, к восприятию которой дети совсем внутренне не готовы, эта великолепная и красивая наука преподается схоластически, а безмерное увлечение гибридизацией орбиталей, без сомнения важной для современной химии, уводит детей от чего-то главного, не создает возможности увлечься предметом. Химизм вытеснил химию.
Татьяна Алексеевна Москвина, учитель рисования и черчения. Рисование далеко не главный предмет для многих школьников. Преподавать его так, чтобы такие балбесы, как мы, хотя бы не мешали вести урок, большое искусство. На уроках Татьяны Алексеевны мы, как водится, много рисовали. Ее рассуждения о сочетании цветов, о композиции, о пропорции, о равновесии, о правиле трех планов и пр. как будто не были обращены прямо к тебе, а так, глядя на твои художества, за твоей спиной, что-то почти себе под нос... И тем не менее, все это вспомнилось, когда много лет спустя, волею судьбы сел за Photoshop, взялся за видеокамеру, начал монтировать фильмы в Adobe Premiere, стал учить этому других. Никогда не было проблем ни с техническим черчением, ни с начерталкой в Техноложке, где я получил свое главное образование. А это, я вам скажу, была школа, по тем временам лучшая из лучших, и учили там будь здоров! Много времени мы уделяли изучению творчества художников. Каждый был обязан иметь особую тетрадь, в которую должен был каждую неделю вклеивать по одной репродукции какого-либо художника, вырезанной из журнала (чаще всего это был "Огонек"), с комментариями. Не без интереса ходили по многочисленным музеям Ленинграда. Год потратили с Феликсом на то, чтобы обойти все до одного залы Эрмитажа. Идея до конца не состоялась, поскольку в некоторые залы попасть так и не удалось, но зато экспозиции многих знали наизусть, а уж найти наиболее короткий проход из одного конца Зимнего дворца в другой - это раз плюнуть. Рисовать так и не научился, бог не дал этого таланта, но понимать живопись и, в известной мере, знать ее, это есть.
Виктория Павловна Бубина, пионервожатая и учитель немецкого языка. Высокая, красивая, черноволосая с короткой стрижкой женщина. Энергичная, влюбленная в свое дело пионервожатая, а в последующем прекрасный методист по воспитательной работе. Пионерская комната была одним из наших обиталищ после уроков. Зимой мы просиживали там допоздна, видимо, было интересно. А когда на улице становилось тепло, первые походы, картошка у костра, песни. Потом это стало надолго моим любимым времяпрепровождением, а затем передалось и моим воспитанникам.
Как-то весной Кировский завод выделил нам грузовик для поездки в колхоз. Сформировав агитбригаду, мы с нашей Викторией Павловной отправились в холодном кузове грузовичка в Новгородскую область. Концерты в соседних деревнях, совместные пионерские сборы и другие мероприятия, обмен опытом... Однажды, в бескрайних просторах Российского бездорожья, наш грузовичок, чихнув в последний раз, застрял в глубокой яме с водой. Пришлось выбираться из кузова и десять километров идти пешком по бездорожью, часто по пояс в ледяной воде. Знала б мама!
Виктория Павловна поддерживала наше оптимистичное настроение, как могла. И, видимо, не без успеха: никто из тридцати детей агитбригады не простудился, даже не было насморка! Адреналин!
Придя домой, мы ринулись к горячей печке, развесили все промокшее до последней нитки свое одеяние. К утру пропали мои галоши, наверное, усохли.
По ночам мы, мальчишки, оставались одни, Виктория Павловна ночевала с девчонками. Мы кидались подушками, пока не оставался один из нас, самый стойкий, он считался победителем. В общем, жили весело.
Виктория Павловна показала мне, как жить интересно. Многие принципы моей работы классного руководителя я подсмотрел у нее: воспитание в трудных походах, полезные дела для других, клубная работа... Главное, чтобы было трудно и интересно, и чтобы у детей не было свободной минуты. Праздный ум - мастерская дьявола. Если детям нечем себя занять, они обязательно что-нибудь натворят!
Изредка, когда болела наша учительница, немецкий язык у нас замещала Виктория Павловна. За несделанное домашнее задание было стандартное наказание - кол березовый с дубовыми листочками. Однажды провинился и я. Кол в дневнике и "Буб" с длинным через всю страницу дневника хвостом от последней буквы подписи помню до сих пор. Обидно было нестерпимо, но с тех пор я понял, у Виктории Павловны любимчиков нет.
Copyright Smirnov N.V. © 1975-2024 
Федеральный
Федеральный
Федеральный институт
